Прежний хозяин Мани
На следующий день мне не хотелось идти в школу. Я боялась,
что, вернувшись домой, больше не застану Мани. Но папа пообещал,
что возьмет меня с собой, когда поедет к соседу тети Эрны.
Моника уже успела привыкнуть, что я стала неразговорчивой.
Я сообщила ей, какую плохую новость привезла моя тетушка. Моника
мне сочувствовала.
— Если тебе придется прятать Мани, то он может побыть у нас,
— предложила она.
Я почувствовала огромное облегчение. И уверенность, что все
кончится хорошо.
Но по дороге к тете Эрне мне было не по себе. Вместе с ней мы
отправились к ее соседям и вскоре увидели большущую виллу, стоявшую
посреди великолепного парка. Швейцар открыл ворота, и мы
медленно подъехали к дому.
— Кто бы здесь ни жил, денег у него куры не клюют, — удивился
папа. А тетя Эрна пояснила:
— Господин Гольдштерн заработал огромное состояние на
биржевой игре. Правда, я слышала, что он не так давно попал в аварию.
Не знаю, вышел ли он уже из больницы.
Я сидела, обняв Мани, и желала только одного: чтобы господин
Гольдштерн со всей своей виллой растворился в воздухе.
Дверь нам открыла предупрежденная швейцаром горничная в
форменном платье. Выйдя из машины, тетя Эрна объяснила причину
нашего приезда. И вскоре мы уже стояли перед господином Гольдштерном.
Он был маленького роста, с очень симпатичным лицом. Я
была готова заранее возненавидеть его. Но, к моему собственному
удивлению, почувствовала к нему расположение. И он оказался очень
умным. Он тут же понял, что я привязана к Мани больше других.
— Как же ты назвала нашего любимца? — приветливо спросил
он меня.
Я была не в силах ответить, осознав вдруг, что раньше у Мани
была другая кличка.
— Мани, — ответил за меня папа.
— Хорошая кличка. Даже очень хорошая, — обрадовался господин
Гольдштерн. — Она мне нравится больше, чем его старая. Давайте
так его и будем называть.
Я с восхищением смотрела на этого человека. Его слова пришлись
мне по душе. Я тоже считала, что кличку Мани следует оставить.
Господин Гольдштерн привел нас в гостиную. Он рассказал, что
ехал куда-то вместе с Мани и в нескольких километрах от дома попал
в аварию, был тяжело ранен и потерял сознание. В себя он пришел
уже в больнице. С тех пор он своей собаки не видел. Он пролежал в
больнице несколько месяцев, а поиски, которые проводились по его
поручению, не дали никаких результатов.
39
— Мани, наверное, попытался вернуться домой. При этом на
него напала другая собака, и он, раненый, пришел к нам в сад, — я
рассказала все, что знала о Мани. И о том, как он чуть не утонул.
Промолчала я только об одном — о том, что Мани умеет разговаривать.
Хотя у меня и было чувство, что господину Гольдштерну можно
доверять, но осторожность никогда не повредит...
Господин Гольдштерн встал с кресла и подошел ко мне. Только
теперь я заметила, что ходить ему было очень трудно. Наверное, это
было следствием той аварии. Он взял меня за руки и благодарно посмотрел
на меня:
— Я так рад, что ты нашла нашего любимца. И я знаю, что ему
с тобой хорошо. У меня будто камень свалился с души.
Я покраснела:
— Я очень, очень люблю Мани, — смущенно пробормотала я.
— Я это почувствовал и очень этому обрадовался, — сказал он.
— Мне предстоит еще долгое лечение. Скоро я должен вновь на месяц
лечь в больницу. И я был бы очень рад, если бы ты и дальше
заботилась о Б... то есть, я хочу сказать, о Мани. Само собой разумеется,
я оплачу все расходы.
Мое сердце забилось от радости. Мани может остаться со мной!
Потом мне стало жаль этого человека.
— Вам, конечно, ужасно не хватало Мани, правда? — спросила
я.
— Разумеется, — вздохнул господин Гольдштерн. — Поэтому я
хочу попросить тебя об одолжении. Не сможешь ли ты раз в неделю
приходить вместе с Мани ко мне в больницу? Мой шофер будет привозить
вас и отвозить обратно домой.
— С удовольствием, — быстро ответила я. Мне действительно
хотелось сделать ему одолжение. Кроме того, он мне все больше нравился.
— Согласны ли вы, — повернулся господин Гольдштерн к пале,
— чтобы собака осталась у вас и чтобы Кира вместе с Мани раз в
неделю навещала меня? Конечно, я возмещу вам все расходы. Я имею
в виду и те затраты, которые вы уже понесли, и те, что еще предстоят.
Папа пытался возразить, что в этом нет необходимости, но господин
Гольдштерн энергично настоял на своем. Я отметила про себя,
как быстро он завоевал авторитет. Приятно было думать о том, что
раз в неделю я смогу его навещать. Он был так не похож на всех, кого
я знала. Внезапно мы заметили, что господин Гольдштерн выглядит
очень усталым. Наверное, разговор потребовал от него большего напряжения,
чем нам вначале казалось.
Тетя Эрна предложила нам отправляться домой. Господин Гольдштерн
выслушал эти слова с благодарностью. Мани ненадолго осторожно
положил голову ему на колени. Пес чувствовал, что господин
Гольдштерн был очень слаб. Хозяин позвонил. Горничная появилась
40
мгновенно. Мы распрощались, и она проводила нас до дверей.
Мы высадили тетю Эрну у дверей ее квартиры и отправились
домой. Пока папа рассказывал маме обо всем, что произошло, мы с
Мани отправились в лес. Мне нужно было о многом его спросить.
Наконец мы добрались до нашего убежища. Я раздвинула ветви
перед входом, и мы проползли по узкому проходу под кустами на
полянку.
Когда мы оказались там, я услыхала голос Мани:
— Я рад, что вы с господином Гольдштерном понравились друг
другу. Он замечательный человек, и я от него многому научился.
Я удивилась, так как никогда не думала, что Мани тоже когда-то
приходилось учиться. Ну, ясно. Он же не родился сразу таким умным.
— А почему ты никогда не рассказывал мне о господине Гольдштерне?
— спросила я.
— Мы же решили говорить только о деньгах, — возразил Мани.
— Но ты же, наверное, скучал по нему? — ревниво спросила я.
— Во время аварии я подумал, что мой хозяин умер, — объяснил
Мани. — Все было в крови, и он лежал абсолютно неподвижно.
Да и я был совершенно оглушен. Я забрался в кусты и потерял сознание.
Должно быть, я долго спал. А когда проснулся, ни машины, ни
хозяина уже не было. Я не надеялся его еще когда-нибудь увидеть.
Теперь мне кое-что стало понятно.
А Мани продолжал:
— Ну, а теперь мы опять будем говорить о деньгах и ни о чем
другом. Если ты хочешь узнать еще что-нибудь, спросишь у моего
хозяина, когда мы в следующий раз навестим его.
Мне было на сей раз вовсе не до денег. Ведь произошло столько
интересного. И мне хотелось воспользоваться удобным случаем и
спросить Мани, как получилось, что он, в отличие от других собак,
сохранил дар речи.
Но Мани очень решительно заявил:
— Мы хотим позаботиться о том, чтобы у твоих родителей было
не так много финансовых проблем. Но сначала давай повторим то, о
чем мы уже говорили раньше. Как идут дела с твоим альбомом мечты?
Я покраснела:
— Я начала готовить его. Но не хватает подходящих фотографий
компьютера и Сан-Франциско. И для копилок мечты тоже. Я
собиралась найти эти фотографии, но совсем забыла об этом.
Мани критически посмотрел на меня и неумолимо продолжал:
— А ты визуализировала? И что с твоим журналом успеха? Ты
вчера что-нибудь записала?
— Вчера у меня были совсем другие заботы, — пробормотала я.
— Я так боялась тебя потерять. И не могла думать ни о чем другом.
41
— Это понятно, — ответил Мани. — Но именно эту ошибку
делают многие люди, которым не хватает денег. У них всегда оказывается
такое множество срочных дел, что никак не находится времени
заняться делами важными.
— Я этого не понимаю. Что может быть важнее, чем вопрос,
останешься ли ты со мной?
— Я же сказал, что понимаю тебя, — ответил Мани. — Но что
ты делала до того, как приехала твоя тетя? Какую отговорку найдешь
ты теперь?
— Я была так счастлива, что могу заработать столько денег, гуляя
с Наполеоном, — сказала я.
Мани серьезно смотрел на меня:
— По этому поводу я хочу сказать тебе три важные вещи. Вопервых,
ты должна делать то, что намеревалась, даже тогда, когда у
тебя проблемы. Ведь когда все в порядке, делать это может каждый.
Но когда появляются настоящие проблемы, все становится ясно. Лишь
немногим хватает последовательности, чтобы осуществить задуманное.
А люди, заработавшие особенно большие деньги, оказывались
способными работать лучше всего тогда, когда у них было больше
всего проблем.
Я задумалась. Это я уже однажды слышала. Кто же это говорил?
Ах да, Марсель. С его загадочным вторым советом: “Если все
идет хорошо, зарабатывать может каждый. Но когда становится трудно,
тогда все становится ясно”. Я поняла, что еще очень многому должна
научиться.
Мани кивнул:
— Проблемы будут всегда. Но, несмотря на это, ты должна каждый
день делать то, что важно для твоего будущего. Тебе потребуется
всего десять минут. Но эти десять минут могут очень многое
изменить. Большинство людей остается такими, как есть, потому что
они не находят этих десяти минут. Они хотят, чтобы изменились обстоятельства.
Но при этом не замечают, что сначала они сами должны
измениться, — Мани помолчал. — Эти десять минут и нужны
для того, чтобы изменить самого себя. Лучше всего, если ты торжественно
и свято пообещаешь самой себе с сегодняшнего дня регулярно
писать в журнале успеха и визуализировать. Причем, независимо
от того, что происходит. Каждый день.
Я подняла в клятве правую руку. С этой минуты я буду каждый
день писать в журнале успеха и визуализировать. Обязуюсь.
— Во-вторых, — продолжал Мани, — эти важные вещи ты должна
делать и тогда, когда все идет прекрасно.
Я удивленно смотрела на него. Что он хотел этим сказать?
— Когда ты получила работу с Наполеоном, ты была так празднично
настроена, что и не вспомнила ни о журнале, ни о копилке, ни
об альбоме. Видишь ли, есть тысячи вещей, которые могут отвлечь
42
человека. Поэтому ты должна назначить себе точное время дня, когда
будешь заниматься этим.
Я задумалась. Это было не так-то просто. По вечерам я, пожалуй,
уже слишком усталая. Днем всегда находится что-нибудь другое.
Значит, остается только утро. Но тогда мне придется раньше вставать...
— Не забывай, это всего десять минут, — Мани опять прочитал
мои мысли.
Я согласилась, хотя знала, что это будет непросто. Я решила с
завтрашнего дня вставать на десять минут раньше, быстро умываться,
чтобы проснуться по-настоящему, и садиться за журнал успеха.
— И еще кое-что, — немилосердно продолжал Мани. — Знаешь,
почему ты так и не нашла фотографий? — и сам же ответил: —
Потому что ты не придерживалась правила трех суток.
— Правило трех суток? — переспросила я.
— Это просто. Если ты решила что-то сделать, то делать это
нужно в течение семидесяти двух часов. Иначе ты, скорее всего, никогда
этого не сделаешь.
Я раздумывала. Правда ли это? Я за свою жизнь много раз хотела
что-то сделать, да так и не сделала. С другой стороны, я многое
сделала. Возможно, Мани и прав. А поскольку он, собственно говоря,
всегда прав, я решила последовать его совету. Все, что решила, я
буду делать в течение трех суток.
Долги: что мои родители делают неправильно
Я вдруг подумала о Наполеоне. Проклятье, я совсем забыла о
нем.
Я предложила Мани отправиться поскорее к дому супругов Ханенкамп
и вывести Наполеона гулять. А о папиных долгах мы решили
поговорить после ужина. Это, без сомнений, будет очень увлекательно.
Все-таки одним из трех самых сильных моих желаний было
помочь родителям избавиться от долгов. А Мани говорил, что это
совсем не сложно. “Да, здорово было бы, если бы я смогла помочь
маме и папе”, — думала я, довольно усмехаясь. Мани шел рядом.
Господин Ханенкамп уже ждал у окна. Наполеон, едва увидев
меня, начал радостно повизгивать. Поприветствовав хозяев, я с обеими
собаками отправилась в лес. Едва мы успели войти в него, как
Наполеон, будто ужаленный, бросился прочь. Он увидел кролика и
погнался за ним.
Я посвистела, призывая его обратно. Но Наполеон в пылу охоты
не слышал никого и ничего. Он видел только кролика. Мне не оставалось
ничего другого, как ждать. Я пообещала себе первым делом
научить Наполеона слушаться команды.
Минут через десять он наконец вернулся. Половину дня мы
посвятили занятиям. Я хвалила Наполеона за каждый успех и
43
награждала его лакомствами. Мани выполнял каждую мою команду
вместе с Наполеоном, подавая ему пример. Это очень помогало. Через
несколько часов Наполеон уже хорошо усвоил команду “сидеть”.
Я отвела его домой и гордо рассказала господам Ханенкамп,
чему успела научиться их собака. Госпожа Ханенкамп никак не могла
этому поверить. Радостно взволнованная, она всплескивала руками:
— Я уж думала, он вообще неисправим. Но он действительно
выполняет команду “сидеть”. Фантастика!
Господин Ханенкамп тоже довольно улыбался. Он был рад, что
оказался прав в своих оценках. Ведь это он предложил, чтобы я занялась
обучением Наполеона. Он торжественно вынул из кармана кошелек,
достал из него десятиевровую купюру и передал ее мне.
Когда деньги оказались в моих руках, я почувствовала неловкость:
“Так много денег за такую небольшую работу. Да еще за работу,
которая доставляет мне столько удовольствия”, — думала я.
Господин Ханенкамп смотрел на меня разочарованно:
— Я-то думал, ты обрадуешься деньгам. А ты совсем не выглядишь
довольной.
— Все получилось как-то слишком легко, — смущенно ответила
я.
Господин Хаиенкамп громко расхохотался. В этот момент он выглядел
по-настоящему устрашающе. Его лицо исказила гримаса. Но
скоро он успокоился, начал улыбаться и тут же стал опять симпатичным
старичком.
— Большинство людей думает, что работа непременно должна
быть чем-то тяжелым и неприятным, — объяснил он. — Но добиться
успеха человек может лишь тогда, когда делает то, что любит по-настоящему.
По моему выражению лица он заключил, что я его не совсем
понимаю, и остановился выжидающе.
— Мама всегда говорит: “Сначала работа, а потом игра”. А вы
сейчас сказали совсем другое.
— Неужели ты никого не знаешь, кто зарабатывал бы деньги
именно тем, что он делает с наибольшим удовольствием?
Я тут же вспомнила Марселя. Он любит кататься на велосипеде
и развозит на нем свои булочки. Я рассказала о нем господину Ханенкампу.
Старик согласно кивнул:
— Это хороший пример. Мне кажется, мальчик далеко пойдет.
Я расскажу тебе как-нибудь о своей жизни. Я всегда делал то, что мне
нравилось. И именно этим я всегда зарабатывал деньги.
Я с любопытством смотрела на старика. Его лицо чем-то неуловимым
напоминало книгу приключений. Наверное, он на самом деле
много повидал и вел увлекательную жизнь.
Однако настало время прощаться. Мама уже ждала меня к сто44
лу. На ужин было одно из моих любимых блюд — запеканка из лапши,
а на сладкое — шоколадный пудинг. Но, несмотря на это, в мыслях
я была далеко. И не удивительно, если вспомнить, сколько всего
произошло за последнее время. Во всяком случае, в одном я была
уверена: кто интересуется деньгами, тот ведет интересную жизнь и
знакомится с интересными людьми.
Я быстро справилась с домашними заданиями, и мы с Мани
отправились в лес, в наше убежище. Я сгорала от нетерпения, так
мне хотелось поскорее узнать, как можно помочь моим родителям.
Правда, тут была одна трудность. Я почти ничего не знала о
финансовом положении нашей семьи. Во всяком случае, ничегоопределенного.
Я знала лишь, что денег нам не хватает. И родители
часто говорят о том, что выплаты по кредиту слишком велики, что
платить в срок почти невозможно. Все, что знала, я рассказала Мани.
— Мой прежний хозяин, господин Гольдштерн, — владелец фирмы,
которая консультирует людей, как им лучше обращаться со своими
деньгами, — многозначительно начал Мани. — Правда, господин
Гольдштерн лично консультирует только очень богатых клиентов,
но многие сотрудники его фирмы работают и с теми, у кого трудности
с деньгами. Мне разрешалось заходить в любой кабинет на
фирме, и я многое слышал. Люди, у которых есть долги, должны, в
сущности, выполнять лишь четыре важных правила. И понять их
очень просто. — Он перевел дыхание и продолжал: — Вот эти четыре
правила.
Первое: тот, у кого есть долги, должен порвать свою кредитную
карточку.
— Почему? — удивленно спросила я.
— Потому что большинство людей, расплачивающихся с помощью
кредитной карточки, тратит куда больше денег, чем тратили бы,
если бы платили наличными.
Я решила про себя, что запишу эти правила, чтобы ничего не
забыть.
А Мани продолжал:
— Второе правило звучит немножко странно для взрослых: они
должны как можно меньше платить по кредитам. Такие платежи называются
выплатами, или взносами. Чем выше взносы, тем меньше
денег остается им на жизнь.
— Но почему мои родители должны платить такие высокие взносы?
— удивленно спросила я.
Да, Мани опять попал прямо в точку. Мама с папой всегда жаловались,
что должны так много платить по кредиту.
— Это потому, что они надеялись сэкономить на процентах, —
объяснил Мани. — Предположим, ты получила кредит в десять тысяч
евро. Значит, ты должна уплатить в год шестьсот евро процентов.
Кроме того, ты должна каждый год возвращать определенную часть
45
от десяти тысяч. Это и есть взносы, или выплаты по кредиту. Взносы
в один процент означают, что ты возвращаешь в год один процент от
десяти тысяч евро, то есть, сто евро. Значит, ты должна уплатить
шестьсот евро процентов плюс сто евро взносов. Всего семьсот евро.
Как только ты вернула весь кредит, ты не должна больше выплачивать
и проценты.
“Тогда понятно, что каждому хочется поскорее вернуть кредит,
— подумала я. — Иначе может получиться, что процентов придется
уплатить больше, чем составляет сам кредит”.
— На первый взгляд так и есть, — согласился Мани. — Кто
договаривается, что будет возвращать в год один процент от суммы
кредита, тому придется за все время заплатить в три раза больше
денег по процентам, чем он взял в долг. Но чтобы быстрее вернуть
кредит, нужно платить более высокие взносы. И многие люди договариваются
с банком о таких высоких взносах, какие они только в
состоянии заплатить. В результате они начинают испытывать недостаток
денег в повседневной жизни. А многие недооценивают дороговизну
жизни. И если потом приходится купить новый автомобиль
или что-то в хозяйстве ломается и требует замены, им приходится
брать новый кредит, чтобы заплатить за это.
— Ты хочешь сказать, что они выплачивают старый кредит за
счет нового? — изумилась я.
— Именно так, — ответил Мани, и я увидела, как он рад тому,
что я быстро все поняла.
— И что же теперь делать моим родителям? — спросила я. —
Меня они вряд ли послушают.
— Может, тебе удастся уговорить их побеседовать с господином
Гольдштерном. Он мог бы им помочь.
— А может, я смогу им помочь больше зарабатывать, — задорно
заявила я.
— Конечно, ты можешь это сделать. Но сначала они должны
научиться обходиться теми деньгами, что у них есть теперь. Иначе
большие деньги приведут лишь к большим проблемам. Ведь расходы
обычно растут вместе с ростом доходов, если не научиться экономно
тратить деньги. Но об этом мы еще поговорим.
Мани объяснил все очень понятно. И я записала в моем блокнотике:
1. Порвать кредитную карточку.
2. Договориться о самых низких взносах по кредиту, какие только
возможны. Спросить господина Гольдштерна, поможет ли он моим
родителям.
Мани терпеливо подождал, когда я закончу писать, и перешел к
следующему пункту:
— Третье правило касается потребительских долгов. Это долги,
которые не связаны с покупкой дома. Если деньги нужны на то, что46
бы купить новый автомобиль, телевизор, мебель или просто на жизнь,
— это потребительские долги. В этом случае должнику следует соблюдать
правило “пятьдесят на пятьдесят”. Половину тех денег, что
не нужны на повседневные расходы, нужно откладывать. Другую
половину отдавать на выплату долгов.
— А бабушка всегда говорит, что долги нужно возвращать как
можно скорее, — вспомнила я. — Значит, на это должны направляться
все деньги, которые не нужны на жизнь.
— И чего ты достигнешь, вернув все долги? — спросил Мани.
— Мама с палой всегда говорят, что тогда у них камень с плеч
упадет, — попробовала я объяснить.
— Они думают именно так, — согласился Мани. — Но на самом
деле, выплатив долги, они останутся на нуле. А нуль — это ничто.
А ничто не может быть целью стремлений.
— А что же может быть целью? — удивилась я.
— Поездка в Америку или компьютер — это цель, — терпеливо
объяснил Мани. — Или, например, сэкономить определенную сумму
денег, которые не будут потрачены, — это тоже цель.
— Но зачем же экономить деньги, если их потом не тратить? —
я была совсем озадачена.
— Я объясню тебе это через несколько дней, — утешил меня
Лабрадор. — А сейчас вернемся к долгам. Итак, твои родители должны
начать экономить. Незачем ждать того момента, когда они рассчитаются
с долгами. Начинать можно немедленно. Только тогда они
смогут осуществлять свои желания, не прибегая для этого к новым
кредитам. И получат от этого куда больше удовольствия, потому что
их совесть будет спокойна.
— Ты хочешь сказать, что им тоже следует завести копилку мечты?
— Это неплохая мысль, — кивнул Мани. — Кстати, все потребительские
долги — глупые долги. Гораздо разумнее тратить только те
деньги, которые удалось отложить.
Мани очень хорошо все объяснил, и я записала:
3. Пятьдесят процентов денег экономить, а другие пятьдесят процентов
использовать для погашения потребительских долгов. Лучше
всего вообще не делать потребительских долгов.
— И последнее правило, — глаза Мани весело блестели. — Тому,
у кого есть долги, следовало бы приклеить на свой кошелек бумажку
с надписью: “ЭТО И В САМОМ ДЕЛЕ НУЖНО КУПИТЬ?” Тогда
человек хотя бы возле кассы вспомнит, что не должен много тратить.
— Это касается всех, у кого нет такой собаки, как ты, — рассмеялась
я.
Мани завилял хвостом и лизнул меня в лицо. Я в ответ звонко
шлепнула его. Потом я записала последний пункт:
4. ЭТО И В САМОМ ДЕЛЕ НУЖНО КУПИТЬ?
47
Ну что ж, я многое узнала о долгах. Но это было легко по сравнению
с задачей научить всему и моих родителей.. Хорошо, что Мани
подал мне идею попросить господина Гольдштерна, чтобы он побеседовал
с моими мамой и папой. Однако я еще недостаточно хорошо с
ним знакома, чтобы обращаться с такой просьбой. Придется немного
подождать.
Но одно я решила твердо: сама я никогда не буду делать таких
долгов. Я буду сначала откладывать деньги, чтобы потом что-либо на
них купить. Мне вовсе не хочется попадать в такое положение, в каком
оказались мои родители.
У господина Гольдштерна
В следующие дни все шло как по маслу. Я вновь смогла как
следует сконцентрироваться на школьных делах и продолжала тренировки
с Наполеоном. К концу первой недели я получила от господина
Ханенкампа семь евро — семь дней по одному евро в день. Кроме
того, я получила тридцать евро за три команды, которым обучила
Наполеона. Он умел теперь по приказу садиться, ложиться и давать
лапу.
Я с гордостью пересчитала свои деньги — тридцать семь евро.
Это была большая сумма. Но я больше не испытывала угрызений
совести или досады. Ведь для господ Ханенкамп жизнь с Наполеоном
стала намного легче.
Они были так мною довольны, что даже спросили, не соглашусь
ли я гулять с их собакой и по утрам. За это мне предложили еще
по одному евро в день. Я спросила родителей, и они разрешили.
Мани сказал, что у него есть замечательная идея, как мне использовать
эти деньги. Поэтому, пока он не рассказал о своей идее, я бережно
спрятала деньги между школьных тетрадок.
Но кое-что было еще увлекательнее, чем большие заработки. Сегодня
шофер господина Гольдштерна должен приехать за мной и
Мани. Я с нетерпением ждала возможности ближе познакомиться с
богатым человеком.
Звонок прозвучал ровно в четверть четвертого, как и договаривались.
Меня удивило, что шофером оказалась пожилая дама, приветливо
мне улыбавшаяся. Мы сели в ожидавший нас “Роллс-Ройс”. Я
сказала, что всегда думала, будто шоферами могут быть только мужчины.
Она засмеялась:
— Господин Гольдштерн необыкновенный человек, и он делает
необыкновенные вещи. Ему все равно, как поступают все. Он делает
то, что считает правильным.
Мне стало любопытно. Женщина-шофер как будто почувствовала
это и продолжила:
— Он случайно услышал, как я говорила своей подруге, что у
меня нет работы. И хотя он видел меня впервые, он все же спросил,
48
могу ли я водить машину. Я, конечно, могла. Тогда он сказал: “Хорошо.
Если хотите, то можете начать работать моим шофером. Я как раз
ищу человека на эту должность”. И это все, что он сказал. Мне даже
не пришлось делать пробную поездку. Он умеет оценить человека с
первого взгляда. При этом он слушается только своей интуиции.
На меня рассказанное произвело большое впечатление.
— И вы не боитесь водить такую большую машину? — спросила
я.
— Видишь ли, — ответила женщина-шофер, — господин Гольдштерн
научил меня, как укрепить уверенность в себе. Все, кто с ним
работает, ведут журнал успеха.
— Я тоже, — задорно сказала я. Теперь пришла очередь шофера
удивляться. Я гордо поглаживала Мани. А он быстро лизнул меня в
лицо. От этого его следует отучить, решила я.
Наконец мы подъехали к санаторию. Вообще-то мне не нравятся
больницы. Но эта больше походила на курортную гостиницу. Вот
что значит, когда у тебя есть много денег! Женщина-шофер отвела
нас в палату господина Гольдштерна. Он сидел в кресле и находился,
похоже, в прекрасном настроении. Мани, виляя хвостом, тут же прыгнул
к нему и первым делом лизнул своего бывшего хозяина в лицо.
— Со мной он тоже так делает, — сказала я. — Я уже решила,
что надо его от этого отучить.
— Я рад, что ты пришла, — приветствовал меня господин Гольдштерн.
— И я тоже очень рада, — искренне сказала я. Хотя и не могла
бы сказать, чему именно радуюсь. Впрочем, я, конечно, надеялась
узнать, каким же образом сохранился у Мани дар речи.
Господин Гольдштерн осторожно поиграл некоторое время с Лабрадором.
Заметно было, что при резких движениях он испытывает
боль. Но общение с Мани, похоже, все-таки шло ему на пользу.
Через некоторое время он вновь обратился ко мне. Его интересовало
все, что было как-то связано с Мани. Я рассказала, чем мы его
кормим и как часто я вывожу его гулять. И о том, что мы гуляем
вместе с Наполеоном, и что Мани помогает дрессировать его.
Господин Гольдштерн удовлетворенно кивнул:
— Я еще при первой встрече подумал, что ты, наверное, хорошо
умеешь обращаться с животными. Ты можешь этим гордиться.
— Я далее собираюсь записать это завтра в мой журнал успеха,
— вырвалось у меня.
Господин Гольдштерн очень удивился.
— Ты ведешь журнал успеха? Как же ты пришла к такой идее?
— спросил он.
Я покраснела. Ну, что мне ему отвечать? Я ведь не могу рассказать,
что Мани обладает даром речи и что это он многому меня научил.
49
Господин Гольдштерн почувствовал, что мне не по себе, и вопросительное
выражение сразу исчезло с его лица.
— Мы вовсе не обязаны об этом говорить, — заверил он меня.
— Нет-нет, поговорить об этом мне бы очень хотелось, — заторопилась
я. При этом я решила быть честной: — Только я не могу вам
сказать, кто подал мне эту идею.
К моему удивлению, господин Гольдштерн ни о чем не стал спрашивать:
— У меня тоже есть свои секреты. Поэтому я хорошо понимаю,
что они могут быть и у других.
Такой ответ мне очень понравился. Значит, этот взрослый и богатый
человек принимал меня всерьез.
Господин Гольдштерн задумчиво смотрел на меня:
— Я все спрашиваю себя, чем ты отличаешься от большинства
детей. Может, ты сама сумеешь определить?
Я задумалась на мгновение. До того, как у нас появился Мани,
я мало что смогла бы сказать на эту тему. Я была совершенно “нормальным”
ребенком, как все. Но теперь многое изменилось. Поэтому
ответила я так:
— Я думаю не о том, о чем думают другие дети. Я хочу много
зарабатывать, потому что мечтаю поехать в Калифорнию и купить
себе компьютер, — и я рассказала господину Гольдштерну о моем
списке из десяти желаний, о копилках мечты и альбоме мечты, о том,
сколько я заработала за первую неделю с Наполеоном. Рассказала я и
о денежных проблемах в нашей семье, и о Марселе.
Господин Гольдштерн слушал очень внимательно. Он вообще
умел слушать. Когда я закончила, он поздравил меня:
— Кира, меня очень обрадовало все, что ты рассказала. И я уверен,
что ты достигнешь своих целей. Только никому не позволяй сбить
себя с дороги.
— Моя мама меня уже высмеяла, — перебила я его и рассказала
о том, как мама нашла мои копилки мечты и что из этого получилось.
— Над тобой многие будут смеяться. Но куда больше людей станут
уважать тебя, — успокоил меня господин Гольдштерн. — Кроме
того, я не верю, чтобы твоя мама всерьез хотела тебя обидеть. Ей,
наверное, все это показалось просто сумасшедшей и невыполнимой
затеей. Но часто именно сумасшедших целей достигнуть оказывается
легче, чем нормальных, маленьких целей. Если ты ставишь перед
собой большие цели, понятно, что приходится приложить много усилий.
Мани во время нашего разговора убежал в парк и носился там
по кустам.
— Мы совсем еще не говорили об одном важном вопросе, —
продолжал господин Гольдштерн. — Ты уже довольно давно
заботишься о Мани. Я охотно верну тебе все деньги, которые при50
шлось на него потратить.
— За его еду платила не я, а мои родители. Кроме того, я люблю
Мани, — возразила я.
— Я предлагаю вот что, — не смутившись, продолжал господин
Гольдштерн. — Я выпишу чек для твоих родителей. Кроме того,
ты однажды должна приехать ко мне вместе с ними. Может, я смогу
поговорить с ними об их финансовой ситуации.
Я почувствовала огромное облегчение. Ведь я уже и сама прикидывала
и так, и этак, как бы устроить консультацию у него для моих
родителей, но до сих пор ничего путного придумать не смогла. А господин
Гольдштерн продолжал говорить:
— Конечно, ты тоже должна кое-что получить... Сейчас я подсчитаю.
Ты очень долго, почти целый год, заботилась о Мани. Как ты
отнесешься к тому, что я заплачу тебе по пять евро за каждый день?
Я почувствовала себя неловко.
— Я делала это, потому что сразу же полюбила Мани, а вовсе не
для того, чтобы заработать на нем, — рассерженно возразила я.
Господин Гольдштерн рассмеялся. Но в его смехе не было ничего
обидного для меня. Потом он объяснил:
— Знаешь, Кира, так думают очень многие люди, и я тоже когда-
то так думал. Но назови мне причину, почему ты не можешь зарабатывать
деньги, делая то, что доставляет тебе удовольствие?
Нечто похожее я слышала уже много раз. Об этом говорили и
Марсель, и господин Ханенкамп. И все-таки я не могла избавиться
от чувства вины.
— Я хочу тебе что-то сказать, — вновь заговорил господин Гольдштерн.
— Именно потому, что ты любишь нашего Мани, я хочу заплатить
тебе по пять евро в день. Я знаю, что ему было хорошо у тебя
и дальше будет не хуже. Ведь как раз настоящее чувство делает твою
“работу” такой ценной.
Я еще не была полностью убеждена, но не смогла противостоять
соблазну прикинуть, сколько же это получится — целый год по
пять евро в день...
У меня дурацкая привычка качать головой и жмурить глаза, когда
я считаю. Господин Гольдштерн рассмеялся, и я почувствовала себя
застигнутой врасплох. Но потом он снова заговорил серьезно:
— Да, это большие деньги. Но у меня одно условие: половину
этих денег ты должна не тратить, а отложить.
— Я отложу все деньги, — пообещала я. — Ведь я хочу в СанФранциско.
Причем уже следующим летом.
— Нет, я имею в виду не это, — возразил он. — Деньги, предназначенные
на поездку, ты ведь потратишь. Это хорошо, для того ты
их и собираешь. Но кроме того, тебе следует откладывать деньги, чтобы
стать состоятельной. Ты должна откладывать часть денег, чтобы никогда
больше их не тратить.
51
— Для чего же тогда нужны деньги, если их нельзя тратить?
— Чтобы ты могла жить за их счет, — объяснил господин Гольдштерн.
— Я хочу рассказать тебе об этом сказку.
Я устроилась поудобнее. Кто же не любит слушать сказки? Тем
временем вернулся Мани и тоже устроился рядом с нами. Он выглядел
очень довольным. Видимо, ему нравилась тема нашей беседы.
— Жил-был когда-то крестьянин. Каждое утро он ходил в курятник,
чтобы взять на завтрак яйцо, которое снесла его курица. Но
однажды он нашел в гнезде не обычное яйцо, а золотое. Сначала он
не мог в это поверить. Возможно, кто-то решил над ним зло подшутить.
Но ювелир, которому он принес показать яйцо, подтвердил, что
оно из чистого золота. Крестьянин выгодно продал яйцо и устроил
большой праздник.
На следующее утро он пошел в курятник раньше, чем обычно. В
гнезде опять лежало золотое яйцо. Так продолжалось несколько дней.
Но крестьянин был жадным и хотел побыстрее разбогатеть. Он злился
на свою курицу, потому что “глупая птица” не могла объяснить
ему, как она умудряется нести золотые яйца. Ему казалось, что тогда
он мог бы и сам нести золотые яйца. Тогда у него было бы каждый
день по два яйца. И однажды крестьянин так сильно разозлился, что
вбежал в курятник и зарезал свою курицу. Некому стало нести золотые
яйца. Мораль этой сказки такова: нельзя резать курицу, несущую
золотые яйца.
Господин Гольдштерн замолк и откинулся на спинку кресла. Мне
очень понравилась его сказка.
— Какой глупый крестьянин! — воскликнула я. — Теперь он
больше не получит золотых яиц.
Господину Гольдштерну явно понравилась моя реакция. Мани
тоже завилял хвостом.
— Значит, ты не стала бы себя так вести? — спросил меня господин
Гольдштерн.
— Конечно, нет. Я же не дура.
— Тогда я объясню тебе, что значит эта история. Курица — это
твои деньги. Если ты их правильно поместишь, то будешь получать
проценты. Проценты — это золотые яйца.
Я сомневалась, что все поняла правильно. А господин Гольдштерн
продолжал:
— Большинство людей вовсе не владеют такой “курицей” от рождения.
То есть, у них не так много денег, чтобы можно было жить
на проценты от них...
— Значит, чтобы жить на проценты, нужно очень, очень много
денег, — заметила я.
— Вообще-то для этого нужно куда меньше, чем ты, наверное,
думаешь, — сказал господин Гольдштерн. — Если бы у тебя было
всего двадцать пять тысяч евро и ты получала бы от них двенадцать
52
процентов годовых, это составило бы три тысячи евро в год.
— Ух ты! — крикнула я. — Да ведь это двести пятьдесят евро в
месяц! И мои двадцать пять тысяч евро вовсе и не нужно было бы
трогать.
— Вот именно. Двадцать пять тысяч — это твоя “курица”, а ты
ведь не хотела бы ее зарезать.
Мне все это очень понравилось. Мешало только одно: если я
сейчас начну откладывать деньги, чтобы завести свою “курицу”, я
еще очень долго не смогу поехать в Калифорнию.
— Такое решение ты должна принять сама, — кивнул господин
Гольдштерн. — Ты можешь в любой момент потерять терпение и
потратить свои деньги. Можно полететь в Калифорнию, как только
наберется полторы тысячи евро. Но это значит, что ты зарезала свою
“курицу” еще цыпленком. А можно решить иначе: часть денег экономить.
Тогда через некоторое время соберется достаточная сумма, чтобы
на проценты от нее каждый год летать в Америку.
Это меня убедило. Но все равно мне очень хотелось будущим
летом поехать в Калифорнию. И чтобы у меня была такая “курица”
тоже хотелось. Я вздохнула:
— Так трудно выбрать между “курицей” и остальными моими
желаниями!
— Но ты не должна отказываться ни от “курицы”, ни от желаний.
Можно добиться и того, и другого, — засмеялся господин Гольдштерн.
— Предположим, ты зарабатываешь десять евро. Эти деньги
можно разделить. Самую большую часть ты кладешь в банк. Еще
часть отправляется в твои копилки мечты. Остальное можно тратить.
Да, это был выход. Я сразу начала придумывать, как лучше разделить
эти десять евро. Задача оказалась непростой.
— А как разделить эти деньги лучше всего? — спросила я господина
Гольдштерна.
— Это зависит от того, каковы твои цели, — сразу ответил он.
— Если ты будешь кормить свою “курицу” только десятью процентами,
это уже избавит тебя от бедности. Но если ты хочешь, чтобы у
тебя когда-нибудь было действительно много денег, откладывать следует
больше. Я, например, откладываю для своей “курицы” пятьдесят
процентов от всех моих доходов.
Я решила взять пример с господина Гольдштерна. Мне нравилось,
как он жил. И у него, кажется, всегда хорошее настроение —
несмотря даже на то, что временами его мучают сильные боли. Итак,
я решила половиной всех моих денег кормить “курицу”, сорок процентов
откладывать в копилки мечты, а десять процентов тратить.
Господин Гольдштерн с гордостью смотрел на меня. Да мне и
самой понравилось такое решение. Но один вопрос не давал мне покоя:
— Если всего десяти процентов достаточно, чтобы стать состоя53
тельным, почему у такого количества людей есть денежные проблемы?
— Потому что они никогда не думали о том, что следует экономить,
— ответил он. — И начинать нужно, пока человек еще совсем
молод. Тогда это становится чем-то само собой разумеющимся. И тебе
лучше всего сразу же начать делать все правильно. На следующей
неделе зайди в банк и открой счет. А в следующий приезд я расскажу
тебе, что делать дальше. И дам чек, по которому ты сможешь получить
деньги. Ну, а теперь вам пора отправляться домой. Пора ужинать,
да и я немного устал.
Он и на самом деле выглядел усталым. Наверное, у него снова
были боли. Я удивлялась тому, что он, несмотря на это, был в хорошем
настроении и так терпеливо все мне объяснял. Не удержавшись,
я спросила его об этом.
— Чем больше я думаю о своей боли, тем сильнее она становится,
— ответил он. — Говорить о своих неприятностях — это все равно
что сыпать соль на рану. Я уже давным-давно отвык жаловаться.
Я искренне поблагодарила его за советы. Мани подошел к хозяину,
чтобы тот погладил его. Мы попрощались, и симпатичная женщина-
шофер отвезла нас домой.
Госпожа Трумпф
Дома я первым делом поспешила в свою комнату. Мне не терпелось
сделать запись в журнале успеха. Усевшись за стол, я написала:
1. Я быстро поняла то, что мне объяснял господин Гольдштерн.
2. Я приняла хорошее решение: откладывать половину от всех
заработанных мной денег.
3. У меня появится курица, несущая золотые яйца. Теперь я поняла,
что значит быть богатым.
4. Впервые в жизни я ехала в “Роллс-Ройсе”.
5. За последнюю неделю я заработала 37 евро. (Из этой суммы
18,5 евро я отложу для “курицы”; 14 евро 80 центов положу в копилки
мечты — это получается по 7 евро 40 центов в каждую из них; 3
евро 70 центов остается на расходы.)
6. Господин Гольдштерн похвалил меня.
7. На следующей неделе я получу деньги за то, что заботилась о
Мани. 413 дней по 5 евро в день — получается 2065 евро. С ума
сойти!
Можно ли все это считать настоящими успехами? Я не была
уверена. Но чувствовала я себя прекрасно. И гордилась собой. И я
все больше верила в себя. Перед тем, как выйти из комнаты, я решила
за ужином осторожно заговорить с родителями об их долгах и положила
в карман джинсов записку с четырьмя правилами обращения с
долгами.
Едва мы уселись за стол, я торжественно показала всем чек, кото54
рый господин Гольдштерн передал моим родителям. Взяв его в руки
и прочитав сумму, папа удивленно воскликнул:
— Здесь тысяча евро! За что это?
— Это еда для Мани за все время, что он живет у нас, — объяснила
я.
— Не знаю, можем ли мы это принять, — сказала мама. — Ведь
Мани стал уже практически нашим.
— С другой стороны, эти деньги нам сейчас очень кстати, —
проворчал папа. — Мы опаздываем с платежами по одному из кредитов.
И тысяча евро могли бы помочь.
— А я бы только пятьсот евро уплатила по кредиту, — вмешалась
я, — а другие пятьсот евро я бы отложила.
Папа и мама даже есть перестали и уставились на меня. Лица у
них стали такие, будто я уронила на пол полную тарелку супа.
— Поглядите-ка на нее, — иронически проговорил папа. — Наша
дочь один раз проехалась в “Роллс-Ройсе” и уже стала финансовым
гением. Сюзанна, я что-то засомневался, подходящее ли окружение
все это, — он повел глазами вокруг, — для нашей Киры.
Я рассердилась.
— Куда умнее платить по кредиту как можно меньшие взносы,
— упрямо прошептала я.
— Ну да, чтобы до смерти не рассчитаться с процентами, —
вскинулся папа.
Я прикусила язык. Я уже не помнила точно, как Мани объяснял
это мне. Помнила только, что приходится брать все новые кредиты,
чтобы выплачивать старые. Я подумала, что заговорю об этом снова
после того, как побываю в Америке и стану обладательницей упитанной
денежной “курочки”.
— Что могут дети знать о деньгах, — пробормотал папа.
И я не выдержала:
— У американского мальчика Дэрила уже в семнадцать лет было
несколько миллионов, чего о тебе сказать никак нельзя, — выложила
я свой козырь. — И я тоже когда-нибудь стану очень богатой.
— Он, наверное, получил наследство, — предположил папа.
— Он эти деньги заработал, как и я их заработаю! — возбужденно
крикнула я.
Мама смотрела на меня озабоченно:
— Кира, тебе такие слова не подобают. Мы не созданы для больших
денег. Они приносят только несчастье. Гораздо важнее уметь
довольствоваться малым. Помнишь старую пословицу: “Кто родился
пфеннигом, не станет маркой”.
У меня были свои сомнения. Господин Гольдштерн показался
мне очень счастливым человеком. Мама с папой, конечно, не были
так счастливы. Я подумала, что несчастье приносят не деньги, а их
нехватка, но решила промолчать. Так, в молчании, и закончился ужин.
55
Вечером мне не хотелось сидеть дома. Я позвонила Монике и
предложила встретиться. Она, однако, еще не ужинала. Поэтому мы
назначили встречу через час. А пока я решила пойти погулять, заглянуть
к Ханенкампам и поприветствовать Наполеона.
Господин Ханенкамп пригласил меня в дом:
— Не найдется ли у тебя времени, чтобы присматривать еще за
одной собакой? — спросил он.
— Конечно, найдется.
— Я разговаривал сегодня утром с госпожой Трумпф, —
многозначительно продолжал господин Ханенкамп. — Это хозяйка
Бианки, большой немецкой овчарки. Она хочет уехать на две недели,
но не знает, что делать с Бианкой. Услышав, что ты хорошо справляешься
с Наполеоном, она просила меня узнать, не возьмешься ли ты
и за Бианку. Ты иди прямо к ней и поговори сама.
Я хорошо знала госпожу Трумпф. Она очень любила поговорить
и всегда, когда я проходила мимо ее дома, пыталась завязать со
мной беседу. Мы с Мани сразу направились к ней. Дом ее походил на
ведьмину избушку.
Старушка вышла на крыльцо. Господин Ханенкамп позвонил
ей и предупредил о нашем приходе. Мы вошли. В комнатах царил
такой чудесный беспорядок, что я сразу почувствовала себя уютно.
Повсюду были разбросаны книги и вырезки из газет, на стенах висели
какие-то непонятные таблицы, работали сразу два телевизора.
Заметив, что я с любопытством оглядываю все это, госпожа
Трумпф пояснила:
— Это мое хобби. Я люблю читать биржевые и финансовые журналы.
После смерти мужа мне осталось довольно много денег. А я
тогда не имела никакого представления, что с ними делать. И начала
читать, чтобы узнать побольше о вложениях капитала.
Это оказалось невероятно интересно. Оказывается, таким способом
можно в несколько раз приумножить те деньги, которые у тебя
есть.
Мне хотелось, чтобы госпожа Трумпф продолжала рассказывать.
Но она, наверное, думала, что меня такие вещи не интересуют, и перевела
разговор на Бианку.
Старушке уже несколько лет хотелось, съездить куда-нибудь отдохнуть.
Но не находилось никого, кто взял бы на себя заботы о собаке.
Бианка была вообще-то очень добрая и послушная, но для овчарки
необычайно крупная и с очень пышной шерстью, из-за чего казалась
еще больше. У многих она вызывала настоящий страх. Поэтому
госпожа Трумпф была очень довольна, что я заинтересовалась собакой.
Она сказала, что заранее купит еду на все время своего отсутствия
и будет платить мне пять евро в день. Я охотно согласилась.
Конечно, следовало еще попросить разрешения у родителей. Ведь
овчарка должна будет две недели прожить у нас.
56
Я попрощалась, пора уже было отправляться на встречу с Моникой.
Сколько всего я должна ей рассказать! О деньгах, которые я зарабатываю.
О господине Гольдштерне. И о том, как я распределяю
свои деньги.
Моника смотрела на меня с уважением:
— Сколько же ты всего делаешь! Молодец! — она минутку подумала.
— Если у тебя вдруг окажется слишком много заказов, я могу
помочь. Тогда я буду работать на тебя.
Я невольно засмеялась. Родители Моники богаты, и она всегда
так шикарно одета. И вдруг она хочет работать на меня. Это было
даже странно.
Уже почти стемнело, пора было возвращаться домой. Кроме того,
я хотела поскорее поговорить с родителями о Бианке. Папе моя затея
поначалу не понравилась. Он боялся, что это будет отвлекать меня от
учебы. Помогла мама.
В это время зазвонил телефон. Мама сняла трубку:
— Это Марсель. Тебя, — она была удивлена. Марсель еще никогда
мне не звонил.
Оказалось, нам обоим было что порассказать. Я сообщила ему о
своих доходах и о новой работе. И о том, что я распределяю свои
деньги так, как советовал господин Гольдштерн.
— Я могу сказать только одно, — торжественно заявил Марсель.
— Прошли времена, когда у тебя были кукольные мозги. И идея
с распределением денег очень хороша. Я до такого не додумался. Все
мои деньги лежат на банковском счете.
— Мне тоже нужно открыть счет в банке, — пробормотала я. —
Господин Гольдштерн собирается дать мне чек. Но я еще не знаю, как
это делается.
— Если хочешь, я завтра приеду и помогу тебе, — предложил
он. Я не верила своим ушам. Марсель всегда держался так неприветливо,
а тут вдруг добровольно предлагает свою помощь. И он никогда
не приезжал ко мне, хотя нас разделяло всего семь километров.
Даже когда его родители приезжали к нам в гости, он чаще всего
оставался дома.
— Ты хочешь приехать ко мне? — переспросила я. — Еще совсем
недавно ты изо всех сил старался избегать меня.
— Я люблю иметь дело только с теми людьми, которых уважаю,
— коротко ответил он. — А тебя я начинаю уважать. Я почувствовала
настоящую гордость.
— Кстати, у меня появились уже свои служащие, — по-взрослому
продолжал Марсель. — Теперь булочки развозят и несколько
соседских мальчиков, потому что у меня уже больше пятидесяти клиентов.
Одному мне больше не справиться.
Я вспомнила о Монике, предложившей мне свою помощь. Я
должна теперь ухаживать за Мани, Наполеоном и Бианкой. И ее по57
мощь может оказаться очень кстати.
Прощаясь с Марселем, я с радостью думала о завтрашней встрече
с ним. Потом я хорошенько причесала Мани, что ему очень понравилось,
и улеглась в кровать. Заснула я быстро.
Среди ночи я проснулась вся в холодном поту. Мне приснился
кошмарный сон. За нами гнались преступники, чтобы убить Мани.
Моника и Марсель тщетно пытались нам помочь: Я долго еще дрожала,
не в силах успокоиться. Мани что-то почувствовал, вспрыгнул
на кровать и лизнул меня в руку. Я обняла его. Этот сон не обещал
ничего хорошего, и я решила в ближайшие дни быть особенно осторожной.
Приключение
День начался неудачно. Я проснулась усталой после ночного кошмара,
да и погода оказалась отвратительной. Папа встал позже обычного,
и все еще был в ванной. Я решила не терять времени и кинулась
за журналом успеха. Но на месте его не оказалось. Я пристально взглянула
на Мани. Он сделал вид, что ничего не замечает. “Ах ты, проказник,
— подумала я. — Я знаю, что журнал у тебя. Верни немедленно!”
Но Мани был настроен игриво и не собирался так быстро сдаваться.
Он побежал в прихожую и вернулся с журналом в зубах. Я
попыталась поймать его и отнять журнал. Но Мани был проворнее.
Я прыгнула за ним, но ему удалось увернуться. С громким треском
приземлился он на почти готовую модель корабля, которую папа строил
из спичек. На шум прибежали родители. Увидев, что случилось,
папа закричал как одержимый:
— Четыре месяца работы! Ты разрушила четыре месяца работы!
И в самом деле, от модели не осталось и спички на спичке.
Настроение у меня испортилось. Я ведь совсем этого не хотела. Вспомнился
мой ночной сон. Что и говорить, хорошенькое начало.
Из-за всего этого я не успела на школьный автобус и опоздала к
началу занятий.
После уроков я пообедала и пошла за Наполеоном. Ханенкампам
я сказала, что приведу его поздно. Они согласились. В три часа
должен был приехать Марсель. Я вызвала Монику, чтобы она последила
за собаками, пока я говорю с Марселем.
Вместе с ним я отправилась к госпоже Трумпф за Бианкой. Она
пригласила нас в комнату, чтобы подробно рассказать, как я должна
ухаживать за ее любимицей. Пока мы беседовали, Марсель разглядывал
комнату. Он рассмотрел все таблицы на стенах и уважительно
присвистнул.
— Вы вкладываете деньги в акции, — со знанием дела определил
он.
58
Госпожа Трумпф ошеломленно смотрела на него:
— Ты что-нибудь понимаешь в этом?
— Я нет, но мой папа занимается акциями. Кое-чему я от него
научился. Он всегда говорит, что нигде нельзя заработать столько,
как на акциях. Но мне кажется, что это слишком сложно и требует
слишком много работы, — ответил он.
— Ты прав, это не так-то просто, да и требует один-два часа в
день. Чтобы заниматься таким делом, нужно его любить, — засмеялась
старушка. — Но можно поручить другим работать на себя. Тогда
никакие знания не нужны, а доходы все равно неплохие.
Марсель тут же заинтересовался:
— Звучит заманчиво. А как это делается?
— Я охотно объяснила бы тебе это, — сказала госпожа Трумпф.
— Но для этого нам понадобится время. А у меня осталось всего
несколько часов до отлета. Поэтому давай отложим разговор на эту
тему до моего возвращения.
— Мне это тоже очень интересно, — вмешалась я. Но госпожа
Трумпф уже думала о другом.
— Кира, — спросила она, — не могла бы ты два-три раза полить
цветы, пока меня не будет? Ну, конечно, я могла бы. Мы попрощались
и повели Бианку к нам.
Потом мы с Марселем направились в сберкассу. Я очень волновалась.
Ведь сейчас я впервые открою свой собственный счет. Правда,
у меня уже была сберегательная книжка, куда бабушка и дедушка
время от времени вкладывали небольшие суммы. Но настоящий счет
— это совсем другое. Входя в банк, я чувствовала себя совсем взрослой.
Посетителей было много, у окошек стояли очереди. Я хотела было
направиться к самой короткой из них, но Марсель удержал меня:
— Не спеши. Важно попасть к подходящему человеку.
— А откуда мне знать, кто подходящий?
Марсель засмеялся:
— Это тот человек, с которым тебе легче всего иметь дело. Осмотрись,
может быть, ты увидишь кого-нибудь, кто покажется тебе симпатичным.
Я прошла вдоль очередей, рассматривая работников сберкассы.
Большинство из них вовсе не выглядели довольными и счастливыми.
Один из них, как мне показалось, особенно спешил — и заражал
своей спешкой клиентов. Мне он внушал страх. Наконец я заметила
женщину, ровесницу моей мамы, которая производила очень приятное
впечатление. Она мне сразу понравилась.
— Но тогда нам придется долго ждать, — я хотела подготовить
Марселя к моему решению.
— Самое глупое занятие в мире — ожидание, — ответил он. —
Надо подумать, как провести время с толком.
Мы решили, что я подробно объясню ему, как распределяю свои
59
деньги. Заодно я рассказала ему сказку про курицу, которая несла
золотые яйца.
— Здорово! Даже лучше, чем я думал, — возбужденно воскликнул
Марсель. — Ясно, если я буду тратить все, что у меня есть, то
никогда не заведу такой “курицы”. А без нее мне всегда придется
зарабатывать деньги. Но если у меня появится такая “курица”, то на
меня будут работать мои деньги.
— Это ты хорошо сказал, - ответила я. — На господина Гольдштерна
уж точно работают его деньги. Вспомни, как долго после аварии
он совсем не может работать. И все-таки ему хватает денег на
оплату всех счетов. А вот мой папа всегда говорит, что если он хотя
бы два месяца не будет зарабатывать, то все пропало. Он имеет в
виду, что тогда придется продать наш дом.
— Понятно, у господина Гольдштерна все в порядке, потому
что его “курица” большая и жирненькая. А у твоего папы нет даже
воробышка, — засмеялся Марсель.
Мы так увлеклись разговором, что и не заметили, как подошла
наша очередь. Симпатичная сотрудница сберкассы спросила, чего мы
хотим.
— Я бы хотела открыть счет для моей курицы, — сказала я.
— Счет для чего? — ошеломленно спросила она.
Марсель вдруг громко расхохотался, и мне очень захотелось его
ударить. Но тут мне и самой стало смешно. Успокоившись, мы представились
кассирше. Ее звали госпожа Хайнен. И я объяснила ей,
почему хочу открыть счет для моей “курицы”. Пришлось и ей рассказать
сказку про курицу и про золотые яйца. Госпоже Хайнен сказка
очень понравилась.
— Это самая лучшая история для детей о том, как надо обращаться
с деньгами, — из всех, что я слышала, — сказала она. Потом минутку
подумала и добавила: — Возможно, не только для детей, но и
для взрослых. Я с удовольствием помогу тебе всем, чем смогу.
Она предложила мне бесплатное ведение счета. Это значит, что
банк выполняет всю работу по ведению моего счета, и я за это ничего
не плачу. Лучше, не бывает.
Я не ожидала, что открыть счет окажется так просто. Нужно
было только предъявить мой паспорт. Но паспорта у меня еще не было,
поэтому госпожа Хайнен заполнила анкету, которую должен был подписать
один из моих родителей. На этом вся процедура закончилась.
Помощь Марселя оказалась совсем не нужна. Но все равно хорошо,
что он был со мной. Вдвоем куда приятнее.
Я торжественно достала из кармана восемнадцать с половиной
евро и положила на мой новый счет. В уме я все повторяла “волшебные”
слова, которые сама придумала: “Проснись, курочка, проснись”.
Я была очень довольна. Попрощавшись, мы с Марселем отправились
домой. По дороге я думала: “Как хорошо, что я выбрала такую
60
симпатичную кассиршу. Я всегда буду радоваться встрече с ней”.
Мы с Марселем торопились. Как там Монике удается справляться
сразу с тремя собаками? У нее не такой уж большой опыт в этом
деле. Правда, у Моники есть Вилли, маленький и нахальный карликовый
пудель. Однако большие собаки — совсем другое дело. Мои
тревоги оказались напрасными. Моника радостно пригласила нас в
дом. Все было в полном порядке. Все вместе мы отправились поиграть
в лес. Было так чудесно, что мы забыли о времени.
Уже темнело, когда мы собрались домой. Я попросила Марселя
и Монику пройти вместе со мной мимо дома госпожи Трумпф. Мне
нужно было взять там еду для Бианки, которую хозяйка оставила во
дворе. Втроем тащить ее легче.
Мы подошли к “ведьминой избушке”, которая находилась в нескольких
сотнях метров от моего дома, ближе к лесу. Старушка уже
много лет не подстригала кусты и деревья, и участок возле дома сильно
зарос. Мы обошли вокруг дома, потому что госпожа Трумпф собиралась
оставить еду у задней террасы. При этом кое-где приходилось
даже ползти под кустами.
Тем временем совсем стемнело. Нам стало немного не по себе,
хотя рядом были Мани, Наполеон и Бианка. Причиной тому было
присутствие Вилли. Он всего боялся и прижимался к Бианке. Мы
умолкли. Даже Моника не раскрывала рта. А это что-нибудь да значило.
Вдруг я поняла, что нам мешало: мертвая тишина. Мы невольно
затаили дыхание:
Тихонько пробирались мы дальше. Время от времени под ногами
у нас потрескивали ветки. Наконец мы оказались за домом. Еда и
в самом деле стояла на террасе. Но что-то мешало нам, что-то было
не так. Мы испуганно осматривались вокруг. Вдруг собаки начали
рычать. Бианка подбежала к двери, ведущей с террасы в дом, и мы
все повернулись в ту сторону. И тут мы увидели, что дверь не заперта.
Бианка носом толкнула дверь, залаяла и прыгнула внутрь. Лай
ее стал удаляться и затихать. Потом вновь стало совсем тихо. Мы
ждали, но Бианка не возвращалась. Позвали тихонько. Никакого ответа.
Мы стояли, словно оцепенев. Я оглянулась. Моника была белая,
как мел. Своего Вилли она держала на руках и испуганно прижимала
к себе.
Марсель первый взял себя в руки. Он подал мне знак удерживать
Мани и Наполеона. Я взяла обоих за ошейники. Вот когда
пригодились мои тренировки с Наполеоном, подумала я мельком.
Марсель прижался к стене и начал медленно приближаться к двери.
Осторожно сделал он шаг внутрь и включил свет. Через мгновение,
показавшееся нам вечностью, он вновь показался в дверном проеме
и приглашающе кивнул нам.
— Похоже, путь свободен, — прошептал он.
Я с обеими собаками осторожно пошла за ним, а Моника сказа61
ла:
— Я ни за что не войду внутрь.
— Хорошо, жди здесь! — согласился Марсель.
Но от этого ей стало совсем не по себе. Оставаться одной на
террасе было еще страшнее. И она последовала в дом за нами. Мы
вошли в гостиную. На этот раз беспорядок вовсе не казался уютным.
Наоборот, от него исходила какая-то угроза.
— Здесь побывали взломщики, — сказал Марсель.
— Нет, эта комната всегда так выглядит, — ответила я так же
тихо.
— Посмотри, дверь взломана, — возразил Марсель. Он был прав.
На дверной раме были ясно видны следы повреждений.
Я поняла, почему беспорядок не казался мне больше уютным.
Все картины были сняты со стен, мебель сдвинута. Комната выглядела
как в шпионском фильме, когда агенты обыскивают квартиру, чтобы
найти микропленку. Я вспомнила о моем кошмарном сне. И о своем
решении быть особенно осторожной. А теперь я стою в одиноком
домике, где побывали взломщики. Здесь ли они еще? Сердце у меня
стучало.
Вдруг мы услыхали тихие шаги по старым половицам. Я застыла.
Тихие, крадущиеся шаги приближались. Марсель торопливо огляделся
и вооружился подзорной трубой, лежавшей на кресле. В это
время дверь в комнату со скрипом приоткрылась на несколько сантиметров.
Мы обернулись. Моника пронзительно закричала. А в
приоткрытой двери появилась голова Бианки, о которой мы успели
совсем забыть. Мы облегченно выдохнули. И даже Мани и Наполеон,
казалось, обрадовались.
Марсель вновь первым из нас оценил ситуацию:
— Кто бы это ни был, он, наверное, убежал, когда мы появились.
Иначе собаки не были бы так спокойны.
Я посмотрела на Мани. Он, похоже, не испытывал ни малейшего
беспокойства. Я обняла его и тоже стала успокаиваться. И даже
Вилли спрыгнул на пол и принялся с любопытством обнюхивать углы.
В старом подвале
К нам постепенно вернулось мужество. Мы решили осмотреть
дом. Моника хотела сначала позвонить в полицию, но это можно было
сделать и потом. Сейчас нами владела жажда приключений. Мы осторожно
начали обход. Прошли по всем комнатам. Везде царило такое
же разорение, но в остальном ничего необычного мы не обнаружили.
— Вы заметили, как издалека доносился лай Бианки, когда она
вошла в дом? — спросил Марсель. — Тут должен быть глубокий
подвал.
— Может быть, и настоящее подземелье, — сказала Моника и
62
сама задрожала от страха.
Я рассмеялась, хотя и мне было не по себе. Мы еще раз обошли
дом, чтобы найти вход в подвал. Наконец мы обнаружили нужную
дверь. Она находилась под лестницей и выглядела, как дверца обычного
шкафа. Дверь была прикрыта, но не заперта. Мы осторожно
заглянули внутрь. Вниз вела крутая лестница. Поискали выключатель,
но ничего не нашли.
— В комнате я видела свечи, — вспомнила я. Марсель кивнул.
Мы быстро принесли свечку. Моника зажгла ее, пытаясь в то же время
удержать нас от дальнейших поисков:
— Вы же не собираетесь в самом деле туда спускаться? Я не
пойду ни за что!
— Ладно, — решил Марсель, — тогда жди нас наверху с Вилли
и Наполеоном. А мы с Кирой берем Бианку и Мани и осмотрим подвал.
Я с удовольствием осталась бы с Моникой, но одновременно
было очень любопытно, что же мы обнаружим внизу. И не хотелось
давать Марселю повод посмеяться надо мной. Ведь он только-только
начал принимать меня всерьез. Мы медленно спускались по ступенькам.
Подвал, наверное, был очень старым. Стены из голого камня в
колеблющемся свете свечей выглядели таинственно.
И вот мы внизу. Это было большое помещение, заваленное всякой
рухлядью, со множеством стеллажей вдоль стен, на которых стояли
консервы и маринады. Потолок низко нависал над головой. Марселю
даже пришлось пригнуться. Мы осторожно оглянулись. Я не
замечала ничего необычного.
— Ничего нет, — прошептала я.
Но Марсель указал на маленькую дверцу в стене за стеллажами.
Молодец! Я бы ее ни за что не заметила. Мы сдвинули стеллаж,
стараясь, чтобы с него не упала ни одна банка. Дверца оказалась запертой.
На лице Марселя ясно читалось разочарование:
— Ничего не поделаешь. А жаль. Очень хочется узнать, какие
секреты скрываются за этой дверью.
— Наверное, там спрятано сокровище, — на ходу придумала я.
— Ну да, там лежит столько же денег, как в форте Кнокс, —
усмехнулся Марсель.
В этот момент Бианка ткнулась носом мне в ногу. В зубах у нее
что-то темнело. Я присмотрелась внимательнее. Это был ключ. Бианка
вильнула хвостом и положила ключ на пол.
— Умная собачка, — похвалила я. — Ты, наверное, часто приносила
ключ для своей хозяйки.
Марсель медленно открыл ключом дверь. Мы посветили туда
свечой. Открывшееся нашим глазам помещение было гораздо меньше
первого, и в нем ничего не было, кроме старого сундука, сколоченного
из крепкого дерева и обитого железом. Сундук был заперт на
63
замок. Марсель подошел и осмотрел его.
— Я открою его за секунду, — засмеялся он. — Детская задача.
Я слегка сомневалась, имеем ли мы право заглядывать в сундук. Но
Марсель уже вытащил свой перочинный ножик и принялся ковырять
замок.
— И ты занимаешься развозкой булочек, — засмеялась я. — Да
ты же настоящий преступник.
— В этом деле я был бы не последним, — ответил он. Он откинул
крышку, заглянул внутрь и присвистнул: — Ого, теперь мне понятно,
что здесь хотели найти .взломщики.
Я тоже заглянула в сундук. Там лежала целая гора бумаг, толстая
пачка пятисотевровых купюр, аккуратные стопки золотых слитков.
Слитки меня прямо ослепили. Не верилось, что они в самом деле
золотые. Марсель был прав. Именно это, видимо, искали взломщики.
— Что нам делать? — озабоченно спросила я. — Оставить все
здесь? А вдруг взломщики еще вернутся? Марсель ненадолго задумался:
— Да, ты права! Обязательно нужно вызвать полицию, и она
возьмет сокровища под охрану. Но сначала мы точно запишем, что
находится в сундуке. Предосторожность не повредит:
Мы взялись за работу. Все было тщательно пересчитано и записано.
Когда все было готово, мы еще раз пробежали список: пятьдесят
тысяч евро пятисотевровыми купюрами, двадцать пять золотых слитков,
семьдесят восемь золотых монет, сто шестьдесят три сертификата,
папка с письмами и выписками из счетов, мешочек с шестнадцатью
драгоценными камнями, золотая цепочка и семь золотых колец.
Марсель спрятал список в карман и пообещал, что перепишет
его для меня еще раз. Мы единодушно решили, что и сами бы не
отказались владеть таким богатством.
— А госпожа Трумпф здорово богатая, — удивлялась я. Она,
правда, и сама об этом упоминала. Но увидеть все эти сокровища
своими глазами — совсем другое дело. — Только почему она хранит
все это здесь, внизу?
— Все богатые люди поступают так же, — учительским тоном
объяснил он. — Готов спорить, что у нее есть еще очень, очень много
денег, которые она куда-либо вложила. А здесь она хранит, наверное,
аварийный запас.
— Многовато что-то для аварийного запаса, — засомневалась
я.
— Но достаточно, чтобы с этим играть. Вспомни Скруджа МакДака.
Его любимое занятие — купаться в деньгах.
Я вспомнила прочитанные мной комиксы. И то, что лама всегда
посылала меня мыть руки после того, как в них побывали деньги.
— Наверное, богачи вовсе не считают деньги грязными, — поду64
мала я вслух.
— Я тоже думаю, — согласился со мной Марсель, — что госпожа
Трумпф испытывает удовольствие, когда время от времени заглядывает
в свой сундук. Я бы, во всяком случае, испытывал.
Я улыбнулась, представив себе, как старушка спускается в подвал,
отпирает сундук и играет с золотыми слитками и денежными
купюрами. “Наверное, мне бы понравилось даже просто чистить
монеты и слитки”, — подумала я.
Вдруг Мани залаял. Бианка тут же присоединилась к нему. Обе
собаки стояли спиной к нам, принюхивались к двери и лаяли все
громче. Марсель подошел к двери и крикнул:
— Моника! Это ты? Иди сюда, мы теперь знаем, что искали
преступники!
Мани и Бианка перестали лаять и зарычали. Марсель
заволновался.
— Что могло случиться? — спросил он. — Собаки не стали бы
рычать на Монику.
Нас охватил ужас. В подвале раздались мужские голоса. На Мани
шерсть встала дыбом.
— Спокойно, Мани, спокойно, — шептала я.
Но он не успокаивался и все продолжал рычать. Голоса приблизились
и стали громче. Деваться нам было некуда. Мы увидели, что по
большому подвальному помещению блуждает луч фонаря. А потом
луч оказался направленным прямо мне в глаза. Я закричала.
— Гляди-ка, кто это здесь? — прозвучал низкий голос.
— Не ваше дело! — упрямо крикнул Марсель. Свет фонарика
так слепил нас, что ничего не удавалось разглядеть. Потом раздался
второй голос, еще ниже и грубее первого.
— Вы что-нибудь нашли? Это сбережет нам много времени!
Фонарь теперь освещал сундук. Один из мужчин изумленно вскрикнул:
— Бернд, ты только посмотри. Девочка права. Здесь целое состояние.
— Не трогайте ничего своими грязными руками! Это принадлежит
не вам, а одной старой женщине! — я задыхалась от гнева.
— Вы что-то путаете, барышня. Мы хорошие, — засмеялся первый
голос.
Фонарь осветил обладателя второго голоса, и мы увидели, что
это — полицейский.
Марсель, как всегда, первым пришел в себя. Я нервно смеялась.
Только сейчас я поняла, в каком напряжении находилась. Теперь, когда
опасность миновала, силы покинули меня. Я села на пол.
— Ваша подруга позвонила своему отцу, и он вызвал нас, —
сказал первый полицейский.
Это все объясняло.
65
— А где Моника? — спросил Марсель.
— Она наверху, со своим отцом и другими полицейскими. Один
из полицейских вышел в большой подвал и крикнул своему коллеге,
стоявшему на ступеньках:
— Все в порядке! Дети здесь, с ними ничего не случилось.
Мы все вместе поднялись наверх. В коридоре и гостиной было
не меньше десятка полицейских. Здесь же был и отец Моники. А сама
Моника испуганно прижималась к нему.
Она рассказала нам, что долго ждала, потом начала тихонько
звать нас. Не получив ответа, она решила, что с нами, наверное, чтото
случилось, и позвонила домой.
Моникин папа строго смотрел на нас:
— Нельзя же быть такими легкомысленными! Вы должны были
сразу вызвать полицию.
Ответить было нечего. Конечно же, он был прав. Я смотрела на
Монику, и мне было жаль ее. Ей, наверное, было очень страшно одной.
Мы совсем забыли о времени, пересчитывая сокровища.
Вызвали слесаря, чтобы отремонтировать дверь. Сундук, с ценностями
увезли в полицию. Но у полицейских оставалось еще много
работы. И нам пришлось ответить на множество вопросов. С нами
полицейские были очень приветливы и даже хвалили. Они говорили,
что это мы заставили взломщиков обратиться в бегство.
Мы с Марселем гордо смотрели друг на друга. Полицейский
автомобиль отвез нас домой. Мама уже волновалась и стояла у окна,
когда мы подъехали. Увидев, что мы выходим из полицейской машины,
она приготовилась к худшему.
Впрочем, полицейские быстро все объяснили. Потом они отвезли
по домам Марселя и Наполеона. Мама позвонила своей сестре,
маме Марселя, и господам Ханенкамп. Она не хотела, чтобы они испугались
так же, как она, увидев перед своим домом полицейский
автомобиль.
Я подробно рассказала родителям обо всем, что случилось. От
возбуждения я все равно не могла бы заснуть. И вновь пришлось
выслушать, что нам следовало сразу вызвать полицию и ничего самим
не предпринимать.
Мои родители не понимают...
На следующий день в школе было настоящее светопреставление.
Моника уже успела рассказать о нашем приключении, и все горячо
его обсуждали. Других тем для разговора в тот день не было.
Меня тоже поздравляли. Некоторые мальчишки говорили:
— Тебе повезло, ты пережила такое приключение! Вот было бы
здорово, если бы и со мной случилось что-нибудь похожее.
Не знаю, так ли уж мне повезло. Во всяком случае, мне казалось,
что ничего бы не приключилось, если бы не затея с копилками
66
мечты. Я не стала бы искать работу и не познакомилась бы с Ханенкампами.
Ханенкампы не рассказали бы обо мне госпоже Трумпф, а
госпожа Трумпф не поручила бы мне ухаживать за Бианкой. Похоже,
прав наш мудрый учитель истории, когда говорит:
— Удача при ближайшем рассмотрении оказывается всего лишь
результатом большой работы и тщательной подготовки.
Во всяком случае, мы с Моникой несколько дней были героями
школы. К нам приходил даже фотограф из местной газеты, и на следующий
день наши снимки были напечатаны, и было подробно описано,
какими смелыми мы оказались: Жаль только, что на фотографиях
не было с нами Марселя. Мама с папой, читая газету, очень
гордились нами. И всем рассказывали о происшествии.
Однажды утром, работая над журналом успеха, я вновь вспомнила
об этой истории. Конечно, это было замечательное приключение,
и я им гордилась. Но у меня появилось стойкое ощущение, что
вся моя предыдущая жизнь состояла из одного-единственного приключения.
Это было очень забавно.
Я заметила, что многое изменилось с тех пор, как я стала интересоваться
деньгами. Моя жизнь стала увлекательнее. Я познакомилась
со многими новыми людьми. У меня были даже интересные
разговоры со взрослыми. Я многому научилась — и это было совсем
не так, как в школе. Все это было мне действительно интересно, потому
что я знала, что это понадобится в жизни. Куда увлекательнее учиться
тому, как зарабатывать деньги на поездку в Америку, чем на уроке
истории заучивать сухие сведения о Карле Великом. На некоторых
уроках я стала внимательнее, чем прежде. А занятия английским начали
доставлять настоящее удовольствие, потому что я знала, что мне
это скоро понадобится.
Я начала думать о вещах, которые раньше были мне безразличны.
И самое важное — мне все это очень нравилось. У меня появилось
ощущение, что речь идет не только и не столько о деньгах, сколько
о том, что каждый день стал интересным; я поняла, как много возможностей
вокруг. И стала задумываться об этом. Многое стало понятным
благодаря журналу успеха. Я давно уже записывала не только
мои успехи, но зачастую и то, что к ним привело. Я обнаружила,
например, что я смелая. Неважно, что я боялась. Ведь господин Ханенкамп
объяснил мне однажды, что и смелые люди испытывают
страх. Смел тот, кто боится, но, вопреки своему страху, идет вперед.
Я готова была много работать, но работа должна доставлять мне
удовольствие. Родители всегда утверждали, что я ленива. Но это было
правдой только отчасти, потому что теперь я стала усерднее. Я работала
каждый день с тремя собаками, кормила и расчесывала их, водила
гулять и дрессировала. Это было нелегко, но мне это нравилось.
И впервые у меня появилось ощущение, что я выкладываюсь на
совесть. Наверное, в этом и было главное отличие. Раньше я гово67
рила: “Если бы я достаточно много занималась, то стала бы очень
хорошей ученицей”, — и сама знала, что это только отговорка. Теперь,
когда я старалась по-настоящему, отговорок больше не было. И
стало видно, на что я способна в действительности.
Больше того, я стала делать вещи, которые, в сущности, делать
еще совсем не умела. Например, зарабатывала деньги. Только начав
это делать, я узнала, что способна и на это.
Следующие несколько дней пролетели незаметно. Я много занималась
с собаками, несколько раз у меня были интересные беседы с
Марселем, с Ханенкампами и господином Гольдштерном. Я задавала
много вопросов и узнавала много нового.
От господина Гольдштерна я получила чек более чем на полторы
тысячи евро. Мне все еще казалось странным получать деньги за
заботу о Мани. Ведь я делала это с огромным удовольствием. Но господин
Гольдштерн объяснил:
— Если бы ты потеряла свою собаку, ты бы тоже радовалась
тому, что кто-то за ней ухаживает. И именно то, что ты заботилась о
Мани, не рассчитывая на награду, делает твою работу такой ценной.
Я вынуждена была согласиться: нигде Мани не жилось бы лучше,
чем со мной.
Одним словом, я отнесла чек в банк. И разделила деньги так,
как и собиралась. Половину, семьсот пятьдесят евро, я положила на
свой счет, чтобы росла моя “курица”. Еще столько же я получила
наличными и положила по триста евро в копилки мечты, а сто пятьдесят
евро оставила себе на расходы. Это было замечательно — положить
триста евро в американскую копилку и еще столько же в копилку
для компьютера. Мне очень хотелось позвать маму, чтобы она
посмотрела на это. Но потом я решила приготовить ей сюрприз.
Получив деньги от Ханенкампов, я разделила их по той же схеме.
Я получала от них по два евро в день плюс десять евро за каждый
трюк, которому научу Наполеона. Иногда я позволяла себе роскошь
нанять Монику и платила ей половину того, что получала сама.
Сначала мне это казалось не очень справедливым. Ведь мне
ничего не приходилось делать. Всю работу выполняла Моника, но
при этом я получала столько же, сколько и она. Но Марсель как-то
сказал:
— Работа сама по себе стоит не больше половины того, что за
нее платят. Остальное — это цена идеи и мужества, нужного для ее
осуществления.
Я объяснила это Монике и предложила ей самой поискать работу
с собакой вроде Наполеона. Но она ответила, что никогда не решится
с кем-нибудь заговорить об этом. И потом, она получает семьдесят
пять евро в месяц карманных денег. Так что она довольна.
А я решила, что своим детям ни за что не стану давать так много
68
карманных денег. Но зато я научу их вести журнал успеха и самостоятельно
зарабатывать. И чем раньше, тем лучше.
Одно только меня смущало. Беседы с Мани становились все реже.
У меня было столько дел, и я так часто разговаривала с Марселем, с
супругами Ханенкамп; да и встречи с господином Гольдштерном отнимали
все больше времени. Из-за всего этого я и Мани почти не
бывали больше в нашем убежище. Конечно, мы с ним ходили гулять
и играли друг с другом. Но разговаривали мы все меньше. На многие
вопросы, которые я собиралась задать Мани, мне уже ответили господин
Гольдштерн и другие новые знакомые.
Мани, казалось, это совсем не огорчало. Наоборот, он находил,
что все в порядке, и наслаждался покоем. Ему нравилось, когда с ним
обращались, как с самой обыкновенной собакой, и он с удовольствием
проводил время с Наполеоном и Бианкой. С ними он веселился от
души. И когда они играли все вместе, Мани казался таким же, как
остальные собаки, “нормальным” псом. Я утешалась тем, что так,
наверное, и должно быть.
Мама, папа и я сидели за столом. Они не произносили ни слова
и угрюмо смотрели в свои тарелки. Так они всегда выглядели, если
ссорились. Я давно решила еще раз попытаться поговорить с ними о
долгах и хорошенько проштудировала список советов, полученных
от Мани. Но сейчас, похоже, был неподходящий момент.
Папа прервал молчание:
— Кира, я видел выписку из твоего счета. На нем лежит уже
много денег, — он пытливо посмотрел на меня. — Очень много денег,
— добавил он со значением.
— Я получила их от господина Гольдштерна за то, что так хорошо
ухаживала за Мани, — ответила я.
— Вот видишь, всему есть нормальное объяснение, — мама,
кажется, испытывала облегчение.
— И семьсот пятьдесят евро ты взяла наличными, — продолжал
папа. — Можешь ты сказать, что ты с ними сделала?
Мне стало неуютно. Не то, чтобы у меня была нечистая совесть,
но я почувствовала, что мне не доверяют. Причем незаслуженно.
Я заставила себя сохранять спокойствие и объяснила, как заработала
свои деньги. И рассказала, что распределяю все мои доходы.
Половину для моей “курицы”, сорок процентов на исполнение желаний
и десять процентов — на мелкие расходы. Конечно, пришлось
снова рассказать историю про курицу и золотые яйца, иначе родители
ничего бы не поняли.
Папа с удивлением смотрел не меня. Но теперь, получив объяснение,
он успокоился. А мамина улыбка выражала гордость: “Я понимаю
свою дочь”. Папа вздохнул:
— Я бы хотел, чтобы у меня тоже была возможность так распределять
свой доход.
69
— А почему ты этого не делаешь? — спросила я.
— Потому что все наши деньги мы вынуждены тратить, — объяснил
он. — Как ты думаешь, откуда берутся деньги, чтобы оплачивать
дом, еду, электричество и все остальное?
— Но те деньги, что ты не тратить на эти цели, ты мог бы делить
так, как это делаю я. Даже если остается всего десять процентов,
эти десять процентов тоже можно распределить. — Я была убеждена,
что это возможно.
— У нас ничего не остается. Я не могу отложить ни цента, —
проворчал папа. — Больше половины доходов у нас уходит на выплаты
по кредитам.
— Но взносы по кредитам должны быть как можно меньше, —
решилась я на новую попытку.
— Да что ты понимаешь в кредитных договорах!? — не выдержал
папа.
— Ну, во всяком случае, моя дочь разбирается в том, как зарабатывать,
— поспешила мне на помощь мама.
— Ей просто-напросто повезло, — съехидничал папа.
— А наш учитель истории всегда говорит, — заметила я, — что
при ближайшем рассмотрении везение оказывается ничем иным, как
результатом тщательной подготовки и усердной работы.
Папа глядел на меня задумчиво. Похоже, я все-таки задела в
нем какую-то струнку. Кстати, надо отметить, что мой папа, в сущности,
очень хороший человек. Только у него, к сожалению, есть плохая
привычка делать всех и вся ответственными за свое положение. Поэтому
он чувствует себя жертвой и считает, что другим просто везет.
Но сейчас его позиция чуть-чуть поколебалась.
— Один бизнесмен, которому я поставляю товар, тоже что-то
говорил о везении. Как это... Ага, он говорил: “Один раз везет только
дуракам. Умным везет всегда”. Тогда я не понял, какое отношение
имеет везение к уму. А теперь вижу в этом смысл. Если везение —
результат подготовки и работы, то мне везет тем больше, чем больше
я готовлюсь и работаю.
Мама не успевала следить за его мыслью:
— И как же ты готовишься к тому, чтобы зарабатывать больше?
— спросила она у меня.
Я рассказала про журнал успеха, в котором делаю записи каждое
утро. И как будто мимоходом упомянула о том, что шофер и другие
служащие господина Гольдштерна делают то же самое.
— Что это им дает? — не понял папа.
— Сколько мы зарабатываем, зависит от нашей уверенности в
себе. А уверенность в себе зависит от того, на чем мы концентрируемся:
на том, что можем сделать, или на том, чего сделать не можем.
Без моего журнала успеха я бы не начала думать о том, где и как могу
зарабатывать.
70
Папа тихонько кивал головой. Я бы не удивилась, узнав, что он
уже начал втайне вести свой собственный журнал успеха. Но, конечно,
он бы не решился так сразу в этом признаться.
Я почувствовала, что сейчас он готов понять мою идею, и спросила:
— Папа, а почему бы тебе не поговорить о своих финансах с
господином Гольдштерном?
— Не думаю, чтобы ему это было интересно, — засомневался
он.
— Я однажды уже говорила с ним об этом, — заторопилась я,
— и он сказал, что был бы этому рад. — И, чтобы облегчить папину
задачу, добавила: — Это позволит господину Гольдштерну сделать
для тебя что-нибудь в благодарность за то, что мы приютили его собаку.
— Но о деньгах не говорят, — процитировала мама одну из тех
банальных поговорок, которые помнила еще с той поры, когда сама
была ребенком.
Я не сдавалась:
— Вы когда-нибудь задумывались, как часто за этим самым столом
говорили о денежных проблемах? И всегда речь шла о том, чтобы
найти выход лишь на короткое время. Было бы разумнее однажды
поговорить о настоящем, долгосрочном решении этого вопроса.
Мама и папа многозначительно переглянулись. Если бы я совсем
еще недавно сказала что-либо подобное, у нас уже бушевала бы
настоящая гроза. Но теперь родители начали принимать меня всерьез.
Они по-настоящему прислушивались к моим словам и задумывались
над ними. А я поняла, как важно уметь зарабатывать деньги и
правильно с ними обращаться, если хочешь, чтобы к тебе относились
серьезно.
Мама первой согласилась на разговор с господином Гольдштерном.
Думаю, это потому, что она до сих пор не была с ним знакома и
ей было попросту любопытно. Итак, я позвонила ему и договорилась
о встрече с моими родителями.
В душе я ликовала. Теперь можно быть уверенной, что господин
Гольдштерн поможет им. То есть, мысленно поправилась я, он
покажет им, как они сами могут себе помочь.
Комментариев нет:
Отправить комментарий